– Избавь меня от объяснений, будь добр! – Голос жены звучал холодно. – Я уже наслышана о твоей порядочности. Ты женился на мне ради ребенка и останешься моим мужем по той же причине. Так?
– Ты права, – проворчал он. – Я останусь твоим мужем, а ты моей женой, до тех пор «пока смерть не разлучит нас», как наставлял нас тот сентиментальный мировой судья.
Он властно притянул Глэдис к себе и поцеловал – так же, как в день решающего объяснения. И впервые после визита в башню над морем, Глэдис не откликнулась. Она вообще ничего не чувствовала: ни страсти, ни гнева…
– Ты моя жена, – повторил Мартин, пристально глядя ей в лицо. – И прибавить к этому нечего.
Глэдис резко высвободилась.
– И я об этом еще не забыла. Незачем напоминать лишний раз!
Она развернулась и стремительно зашагала к дому. Фагерст сжал кулаки. Проклятье! Да что все-таки на нее нашло? Он-то надеялся, что все неприятности уже позади и Глэдис примирилась с неизбежным, но выходит, что нет!
Неужели все это время она притворялась – притворялась в часы любви? Обнимала его, ласкала и целовала, втайне проклиная ненавистный брак? Ведь, если говорить начистоту, он, Мартин Фагерст, добился своего шантажом и угрозами – именно так и не иначе! Он посчитался с ее волей не больше, чем прибрежные рифы – с желаниями гибнущего корабля. Но что с того? Они муж и жена. И пусть принимает это как должное.
Мартин глубоко вздохнул, засунул руки в карманы и постоял еще немного, глядя на море.
Нет, в любви притворство невозможно! Он бы сразу понял, что эти вздохи, этот нежный лепет – обман и ложь. Разумеется, он догадался бы… Или нет?
Глэдис сидела за туалетным столиком в той самой спальне, где впервые ночевала на острове. С тех пор все их упоительные ночи она проводила в постели Мартина – ночи, зачастую плавно переходящие в день!
Молодая женщина до боли сжала серебряную расческу. Руки ее дрожали.
Вот чепуха какая! Да, Мартин уже был женат. И что с того? Она тоже пережила бурный роман и воспринимала свои взаимоотношения с Кевином как брак, даже если сам Кевин думал по-другому. Известие об измене потрясло верную, любящую Глэдис ничуть не меньше, чем если бы она звалась миссис Кевин Хант…
Глэдис со стоном выронила расческу и закрыла лицо руками.
Неправда! Она никогда не любила Кевина по-настоящему, хотя поняла это только теперь. Вспыхнувшая страсть к Мартину заставила ее по-иному посмотреть на жизнь, и роман с Кевином вдруг показалась дешевой и незначительной интрижкой…
Вот поэтому она и закатила истерику, так?
– Так? – вслух повторила Глэдис, поднимая голову. В зеркале отражалось бледное лицо и полные слез глаза…
Мартин сообщил ей, что был женат и что поспешный брак себя не оправдал, и вот теперь она, Глэдис, не в силах избавиться от навязчивой мысли: он и на ней женился из ложно понятого чувства долга! Ах, если бы Мартин опроверг это утверждение!
«Я женился на тебе, потому что люблю тебя, потому что всегда тебя любил», – вот каких слов ждала от него Глэдис! Но не дождалась. Он связал свою жизнь с ней только из-за ребенка. Конечно, такой образ мыслей благороден и похвален, но как хочется услышать: «Я люблю тебя и женюсь на тебе!»
– Глэдис!
Дверь спальни распахнулась. На пороге стоял Мартин в махровом халате. Она уже знала: под халатом на нем ничего нет. Больше всего на свете ей хотелось вскочить и броситься в его объятия. Но она осталась сидеть перед зеркалом.
– Да, Мартин? – Она вежливо улыбнулась, отложила расческу и обернулась к вошедшему.
– Тебе лучше?
Сославшись на головную боль, она отказалась от ужина. Болело сердце, а вовсе не голова, но для чего ему знать правду?
– Гораздо лучше, спасибо. Хильда принесла мне чаю и аспирин.
Мартин кивнул и перешагнул через порог.
– Уже поздно.
– Да? Я не заметила.
Муж подошел вплотную. Какое-то мгновение Глэдис казалось, что он протянет руку и погладит ее по волосам – и она не сможет устоять. Она бы замерла под его ладонью, словно котенок. Только Мартин вовсе не собирался ласкать ее. Он всего лишь поправил зеркало.
– Ты идешь спать?
Глэдис с досадой отвернулась. Он задал этот вопрос так небрежно… Впрочем, чему удивляться? Мартин уверен: ее место в его постели. И не только потому, что она его жена, просто она наглядно дала понять, как туда стремится.
– Знаешь, сегодня я, пожалуй, останусь здесь, – отозвалась Глэдис, поднимая расческу.
– Здесь?.. – повторил он с таким изумлением, словно жена собиралась заночевать на льдине в Северном море.
– Ага! – Она сосредоточенно расчесывала волосы. – Голова все еще немного побаливает.
– Позвонить врачу? Доктор Карлтон оставила мне телефон.
– Нет! Нет, врач мне не нужен.
– Ты уверена? Глэдис, если ты нездорова…
– Со мной все в порядке! И с ребенком тоже. Мне просто хочется спокойно выспаться. В одиночестве… Старая привычка, знаешь ли. Кевин, бывало, говорил…
– Кевин?
Не надо, твердила себе Глэдис, не надо рисковать…
– Ну да, я с ним жила одно время. Собственно говоря, я собиралась за него замуж. Разве я тебе не рассказывала?
– Нет, не рассказывала, – холодно отозвался Мартин.
Выражение его лица внушало ужас. Расческа со звоном упала на зеркальную поверхность туалетного столика. Глэдис стремительно вскочила на ноги.
– Мартин! – воскликнула она, но было уже поздно. Тот уже взялся за дверную ручку.
– Ты права, – объявил он. – Нам обоим не мешает выспаться. Увидимся утром.
– Мартин, подожди!
Не оглянувшись, он быстро вышел, хлопнув дверью. Надо бежать, иначе, чего доброго, он начнет биться о стену головой – то-то Глэдис порадуется!